♔3987♔

[Roneko Julie]

Очень понравилась эта страшилка.

25.08.2018 в 20:57

Пишет  эстерс:

Э. К. Уайз «Что мы рассказываем о призраках»
В детстве, в Дью-ле-Саво, мы с друзьями рассказывали истории о призраках – Голодном Человеке, Спящей Девочке и Доме в конце улицы. Летом, когда мне исполнилось двенадцать, я впервые увидел привидение своими глазами. Тем летом пропал мой брат Джен.

В первый по-настоящему летний день – день, когда школа закрылась до нового учебного года – мы собрались в клубе Люка и Адама: я, мой младший брат Джен, Холли и Хизер, жившие через дорогу. Люк и Адам были нашими соседями. Когда Джен появился на свет, мы с Люком уже много лет лазили через изгородь, которая разделяла наши дома.

Он родился, но сразу ничего не изменилось. Это случилось позже, когда Джен достаточно вырос, чтобы ходить, и родители велели мне брать его с собой, куда бы я ни пошел. Люк не возражал, но он и сам был младшим братом, «хвостиком». Он не понимал, почему я злюсь на Джена и в то же время оберегаю его, первым мчусь к нему, если он ушибся, или заступаюсь, когда кто-то хочет его обидеть.

Я не мог объяснить этого Люку. Дело не в том, любил ли я Джена – конечно, я любил его, и не в том, что он был действительно крутым младшим братом. Просто у меня не осталось выбора. Раньше я был собой, но семь лет назад превратился в старшего брата Джена со всеми вытекающими.



– Вот игра, о которой я вам рассказывал. – Адам вытащил мобильник. Всю неделю до окончания школы он говорил о приложении «Призрачная Охота!»: ловишь привидения и собираешь в альбом. Он уже поймал двадцать семь уникальных призраков, включая Кровавую Монахиню.

– Я нашел ее на заднем дворе церкви. Раньше там было кладбище, но тела выкопали и перенесли куда-то еще.

Он развернул телефон, чтобы показать нам изображение Кровавой Монахини. Клуб был на самом деле пустым садовым сараем, но мама Люка и Адама принесла нам ковер и маленький холодильник, удлинитель от которого вел к гаражу. Я взял банку газировки – щелкнул язычком, прежде чем посмотреть на картинку.

Цвета были блеклые и странные, будто в фильтрах, используемых, чтобы состарить фотографии. Трава казалась персиковой. Я узнал лужайку за церковью, но не женщину в старомодном наряде, в уборе монахини, с большим серебряным крестом на груди. Лицо с отвисшими щеками напомнило мне бульдожью морду, и я даже не обратил внимания на ее ноги, пока Холли не сказала:

– Она летит. – И ткнула пальцем в экран.

Холли была нашей ровесницей, но Адам все равно запал на нее. Хотя он не говорил об этом, я уверен: заставив нас с Люком играть в «Призрачную Охоту!», он хотел произвести на нее впечатление.

Я наклонился, чтобы рассмотреть картинку получше. Холли оказалась права: под длинной юбкой монахини не было ног. Вместо того, чтобы стоять на земле, она парила в воздухе, отбрасывая темную тень.

Джен стукнул меня по плечу. Я обернулся, отодвигаясь, чтобы он тоже взглянул, но брат отшатнулся от экрана. Адам продолжал скроллить. Хизер казалась напуганной. Они с Холли были почти близняшками – всего одиннадцать месяцев разницы, и шли в наборе, как мы с Дженом. Куда бы ни направлялась старшая, Хизер следовала за ней.

– Определенные призраки показываются в определенных местах. – Адам продолжал листать каталог. – Например, Монахиня – в церкви, но простые привидения и упыри могут быть где угодно.

Он открыл изображение призрака, черно-белую фотографию, такую зернистую, что казалось, у мальчика на картинке не было глаз: вместо них зияли темные дыры. Упыри, которых показал нам Адам, выглядели так, словно их сфотографировали в ночном режиме: изумрудные пятна в пасти, полной острых зубов, и гнущиеся в обратную сторону ноги.

– Надо поиграть вместе. – Холли отыскала приложение в телефоне и поставила его скачиваться, и Адам расправил плечи. – Я знаю места, где непременно водятся призраки.

Я не был близко знаком с Холли, но понимал: она считает себя экспертом по привидениям. Я оглянулся на Джена. Он вытащил телефон, но еще не загрузил приложения. Наши родители только в этом году купили ему мобильник. Их не волновало, смотрит ли он видео или играет, пока Джен носил его с собой, просто на всякий случай.

– Это не страшно, обещаю, – сказал я и взял его телефон.

Джен скривил рот. Я еще не играл в «Призрачную Охоту!» и не знал, страшная она или нет, но видел, что он хочет мне верить.

– Есть дополнения, – сказал Адам. – ФЭГ [Феномен электронных голосов – иначе говоря, голоса призраков. — Прим. пер.], ночное видение, автообнаружение, но они платные. Игра хороша и без них.

Он повел нас на улицу, и мы принялись размахивать телефонами.

– Ничего не вижу, – в голосе Холли слышалось нетерпение.

– Призраки появляются не везде. – Адам убрал мобильник. – В любом случае мне пора на футбол, а завтра мы отправимся на охоту.

Он неуверенно ухмыльнулся и оглядел нас: вдруг кто-то против его лидерства? Холли дулась, но никто не возражал. Мы просто договорились встретиться на следующий день. Я не знаю, нравился ли Адам Холли так же, как она ему, или был ей нужен, чтобы охота на призраков шла интереснее. Не знаю даже, нравилась ли мне Холли, не как девчонка, а как человек. Но клуб Люка и Адама был самым крутым местом в округе, а значит, нам приходилось пересекаться.

Я пролез сквозь изгородь и остановился, осознав, что Джена нет рядом. Он стоял у дыры, которую мы проделали за долгие годы. Земля под ногами была вытоптана, трава не росла. Я присел на корточки, чтобы увидеть его полностью. Он ушел в себя, будто пытался решить одну из математических задач, которые задавали ему родители, чтобы он не скучал, пока я делал домашнюю работу.

– Что такое?

– А если я не хочу видеть призраков? – Джен крутил сумку у себя на поясе. Внутри лежали мобильник и ингалятор – ему нельзя было выходить из дома без него.

– Можешь не играть.

– Но вы перестанете дружить со мной, если все охотитесь, а я – нет.

Джен выпятил нижнюю губу. Я почувствовал укол вины, и вспыхнувшая на миг надежда показалась мне жестокой и гадкой. Я подумал: что плохого, если Джен поиграет дома, пока я с Люком и Адамом охочусь на призраков? Взглянул Джену в лицо и отбросил эту мысль.

– Эй! – Согнувшись, я пролез в дыру и одной рукой обнял брата.

Его кости упирались мне в ладонь даже сквозь ткань футболки. Он всегда был хрупким. При мысли о том, что Джену нужна моя защита, искра надежды померкла, и я почти смог убедить себя, что ничего подобного не испытывал.

– Это просто игра. – Я сильнее сжал его плечи. – Если станет страшно, мы остановимся, ладно?

– Обещаешь? – Джен искоса посмотрел на меня.

Я протянул ему ладонь. Однажды отец пообещал сводить нас в кафе-мороженое, если мы уберем во дворе, и пожал нам руки, чтобы скрепить договор. Джену было три, и с тех пор он считал, что слово, данное при рукопожатии, нарушить нельзя.

– Обещаю, – сказал я громко и четко, словно убеждая себя самого.

– У меня есть отличная история.

Вшестером мы уселись в кружок в клубе. Охота шла все утро, но только Холли и Адам поймали по призраку и упырю. Потом стало слишком жарко, и мы спрятались в сарае с вентилятором, работавшим от того же удлинителя, что и маленький холодильник, и замороженными соками из магазина на углу.

– Вы ее еще не слышали.

Услышав раздражение в голосе Холли, я поднял голову. Она смотрела на меня в упор, и я покраснел, осознав, что, вероятно, закатил глаза. Она сверлила меня взглядом еще пару секунд, а затем погрузилась в историю.

– Прежде чем Дью-ле-Саво стал настоящим городом, здесь была кучка домов и магазин. Человек по имени Мартин Сен-Жан жил в последнем доме, на самой окраине, а дальше тянулись поля и лес. Тогда все были знакомы между собой, и соседи приглядывали друг за другом, но только не за Мартином Сен-Жаном.

Он не ходил в церковь по воскресеньям. Ворчал вместо того, чтобы желать соседям доброго дня. Жена его была еще хуже. Приезжая с ним в магазин, она оставалась в фургоне или шла следом, низко опустив голову, не глядя по сторонам. Ни разу ни с кем не заговорила.

Когда они в последний раз приехали в город, она была беременна. Они закупались перед большой снежной бурей. Жена владельца магазина попыталась поговорить с женой Мартина о ребенке, пока их мужья грузили товары, но Мартин вернулся в зал, схватил жену за руку и сказал, что дело сделано.

Холли замолчала и оглядела нас, чтобы убедиться, что мы слушаем. Видя, что никто не отвлекся и не залез в телефон, она слабо ухмыльнулась и продолжила:

– Когда разыгралась буря, весь Дью-ле-Саво занесло снегом на многие недели, но никто и не подумал проведать Мартина Сен-Жана, даже с беременной женой. Или, может, они вспомнили о нем, но не захотели идти, ведь он не улыбался и не кивал им, а его жена казалась такой хрупкой и напуганной.

Снег растаял, люди почувствовали вину и собрались, чтобы пойти к Мартину Сен-Жану. На стук никто не ответил, но они услышали скрежет когтей и рычание. Трое мужчин вышибли дверь.

Холли понизила голос, наклонилась вперед. Я сделал то же самое и почувствовал, как плечо Джена задело мое.

– Войдя, они обнаружили Мартина Сен-Жана, забившегося в угол, окровавленного и грязного. Он рычал, а когда один из мужчин заговорил с ним, бросился на него и попытался вырвать ему горло.

Другой мужчина схватил Сен-Жана, и они вытащили его наружу. Затем горожане, оставшиеся в доме, нашли жену Мартина. Она была привязана к кровати, из тела оказались вырезаны куски.

В камине нашли кости. Некоторые – слишком маленькие – принадлежали ребенку. Все они были обглоданы.

Рядом вздрогнул Джен. Холли ухмыльнулась.

– Мартин сказал, что в дом забрался волк. Говорил, что убил его и выжил, питаясь его мясом, хотя не успел спасти жену и ребенка. Никто ему не поверил. Его заперли, и он выл день и ночь, останавливаясь только, чтобы пожаловаться на холод и голод. Горожане не могли больше этого выносить и вздернули его без суда.

Холли снова остановилась, обвела нас глазами и закончила драматическим шепотом:

– Так появился Голодный Человек.

Я поймал первого призрака на школьной парковке – к тому времени игра продолжалась уже неделю. Мы катались на велосипедах, сперва все вместе, а потом разделились. Я поехал к деревьям на дальнем краю площадки, Джен тенью следовал за мной.

Ничего, ничего, ничего, и вдруг прямо передо мной на асфальте скорчилась девочка. Отведя глаза от мобильника, я ее не увидел, но на экране она казалась такой же реальной, как Джен. На ней был купальник. Вода струилась по волосам и, образуя лужу, уходила в землю. Я не помнил анимаций в телефоне Адама – он показывал нам только застывшие картинки – и оказался не готов к тому, насколько настоящей она была, с каплями воды на коже и посиневшими губами.

– Она говорит, – сказал Джен.

Я почти забыл, что он рядом. Губы девочки шевелились, но я ничего не слышал.

– Все в порядке. – Я не отводил глаз от экрана.

Навел камеру на девочку и сделал снимок. Синие губы и радужные полоски купальника сменились черно-белой фотографией, вроде тех, что показывал нам Адам. Я выдохнул.

– Поймал! – Мой голос разнесся в воздухе.

– Где ты нашел ее? – Холли подбежала первой, остальные столпились вокруг.

Я ткнул пальцем. Она подняла телефон, но на экране были только асфальт и разметка.

– Время, наверное, вышло. – Адам пожал плечами. Холли казалась раздраженной.

– Она говорила, – сказал Джен.

Между бровями брата появилась морщинка, казалось, он снова решал задачу.

– Если загрузишь ФЭГ, сможешь проиграть запись снова. Иногда можно даже слова различить, – сказал Адам. – Вот. Слушайте.

Он нажал на кнопку и поднял телефон. Раздался странный искаженный звук.

– Что это? – распахнула глаза Хизер.

– Голоса призраков. – Адам вновь включил запись.

– Просто шумы. – Холли скривила рот, плечи Адама поникли.

– Я иду искать. – Она направилась к кучке деревьев слева, Хизер пошла за ней.

– Почему она была так одета? – спросил Джен.

Адам, не успевший отойти далеко, услышал его и ответил:

– Раньше здесь был бассейн. Может, она утонула.

– Это правда? – Я не знал, шутит ли Адам, но он казался серьезным.

– Я учился здесь плавать, еще мелким. Бассейн засыпали перед тем, как Люк родился. Уверен, в нем утонули сотни детей.

Джен ахнул. Я наклонился и шепнул ему в ухо:

– Все, окей, сегодня мы больше играть не будем.

Выпрямившись, я сказал уже громче, чтобы Холли и Хизер тоже слышали:

– Нам пора. Тетка приезжает к обеду.

Я положил руку на плечо Джену и сильно сжал, чтобы он меня не выдал. Я гордился собой, не из-за вранья, а оттого, что хотя бы частично сдержал данное ему слово.

Позже, ночью, я загрузил дополнение ФЭГ и выбрал картинку девочки-призрака в купальном костюме. Зеленые линии поползли по экрану, вздымаясь и опадая вместе со звуком. Дополнение еще установилось не до конца, как губы девочки зашевелились, но услышать настоящие звуки было никак нельзя.

Я знал: это лишь трюк, чтобы сделать игру более реальной, и все равно сердце замерло у меня в груди. Голоса в мобильном Адама звучали так, словно кто-то пытался говорить с камешками во рту. Казались замедленной записью, в которой нельзя разобрать ни слова. Звук в моем телефоне был совсем другим.

Мне вспомнилось, как, приезжая к дедушке с бабушкой, мы с Дженом ныряли на дно бассейна и по очереди произносили слова, пытаясь угадать, что сказал другой. У Джена всегда получалось лучше. Звук в моем телефоне был точно таким, влажным. Я слушал пять раз подряд, а затем прокрался по коридору. Дверь в комнату Джена была чуть приоткрыта, он лежал на покрывале, спиной ко мне. Свет не горел.

– Эй, я загрузил ФЭГ. Поможешь понять, что говорит та девочка?

Его плечи дернулись, а может, это была лишь игра теней, когда мимо окон проехала машина. Я подождал, прислушиваясь к его дыханию, но не знал, спит он или притворяется.

– Джен? – позвал я. Нет ответа.

Прежде чем я решил ввалиться к нему в комнату, экран его телефона ожил. По нему поползли волнистые зеленые линии – прямо как у меня, – и раздался хлюпающий звук, такой громкий, что можно было почти разобрать слова.

Я отшатнулся. Джен съежился на кровати. Теперь я его не слышал, но не мог заставить себя пошевелиться. Брат задержал дыхание, чтобы я ушел? Делая вид, что ничего особенного не случилось, я отправился к себе, притворив дверь.

И проснулся от криков Джена, не зная, где нахожусь. Ноги запутались в простынях. Пытаясь встать с кровати, я полетел на пол. Одновременно с родителями выбежал в коридор.

Джен стоял на лестнице – балансировал на верхней ступеньке, будто собираясь сделать обратное сальто с трамплина. Глаза пустые, рот – словно кольцо тьмы. Он был как один из призраков с телефона Адама.

Все замерли. До пяти лет Джена мучили кошмары. Специалист по расстройствам сна сказал родителям, что брата не следует будить, какими бы ужасными ни были приступы. Я никогда этого не понимал, и мама, кажется, тоже.

– Джен, милый? – Она осторожно шагнула к нему, вытянув вперед руку, так, словно хотела погладить беспокойного пса. – Все хорошо. Ты в безопасности.

Ее пальцы почти коснулись его локтя – она медлила.

– Джен?

Брат обернулся к ней. Рот распахнулся в кошмарном крике. Он отшатнулся, пытаясь отодвинуться от нее подальше, и, взмахнув руками, стал заваливаться назад. Мама схватила его за плечи, дернула на себя. Они упали на пол, руки брата судорожно молотили воздух. Он ударил маму по носу.

– Принеси ингалятор, – не оборачиваясь, сказал отец.

Я нашел его в ящике у кровати. Папа так и не взглянул на меня, когда я вернулся – смотрел только на Джена. Когда взгляд брата наконец стал осмысленным, он коснулся маминого лица.

– Мамочка, у тебя кровь.

– Все в порядке. Носом пошла. – Она улыбнулась. Ее глаза блестели от облегчения, а не от боли, но Джен все равно заплакал.

Зарыдал от страха и муки, уткнувшись ей в плечо. Она обнимала его, гладила по спине, говорила, что нужно дышать. Папа стоял рядом, глядя на них. Я не мог ничем им помочь. Кажется, обо мне все забыли.

С тяжелым сердцем я вернулся в комнату и открыл «Призрачную Охоту!», размышляя о зеленых линиях, змеившихся по экрану Джена. Я не видел, как он загружал ФЭГ или фотографировал призрака. Как мне было известно, он вообще ни одного не поймал. Я вновь нашел девочку-привидение. Все осталось по-прежнему. В глубине души я ждал, что там будет фото Джена – темный колодец рта, глаза мертвыми дырами смотрят с экрана.

Утром, прежде чем позавтракать, я погуглил насчет бассейна. Адам не лгал, просто преувеличил. Там утонули не сотни детей, а лишь одна девочка. Ее звали Дженни Холбрук, и она жила сразу за бассейном, так что могла попасть туда через задний двор. Я читал посвященные ей заметки, выстраивая историю. Она оказалась жуткой, и я понял: когда мы соберемся в клубе в следующий раз, мне будет что рассказать о призраках.

Совсем маленькой Дженни ходила во сне. Приступов не было уже много лет, но однажды, когда ей было почти двенадцать, она встала посреди ночи, надела купальник и вышла из дома. Пересекла двор и как-то оказалась за окружавшей бассейн сеткой, хотя ворота были заперты. Утром спасатель нашел ее тело, плавающее на глубине. Дженни забралась на вышку, прыгнула с трамплина и на лету ударилась головой. Наверное, утонула, так и не проснувшись.

В другой заметке, появившейся через несколько месяцев после ее смерти, говорилось, что она хотела попасть в команду по прыжкам в воду. Тренировалась дни напролет. Из следующей заметки стало ясно, что коронер во время вскрытия обнаружил следы снотворного у нее в крови. Наверное, Дженни так нервничала, что не смогла заснуть перед отборочными без таблетки.

Запах банановых блинчиков, которые пек папа, струился с кухни. Любимое лакомство Джена, но меня стало мутить. Я решил не рассказывать эту историю в клубе – представил голодное выражение, которое появится на лице Холли, если я начну. Дженни Холбрук была настоящей, она умерла в Дью-ле-Саво. Зачем создатели «Призрачной Охоты!», которые о нашем городке и слыхом не слыхивали, включили ее в игру?

– У меня есть история, – сказал Адам.

Он украдкой взглянул на Холли. Она отложила телефон, и Адам выдавил улыбку. Я подумал, читал ли он городские легенды и историю Дью-ле-Саво.

– В 1960-х в нашем городе жила девочка по имени Кэндес Уоррен. Однажды она исчезла, и никто не знает куда. Кэндес жила в Доме в конце улицы.

Адам ухмыльнулся, предвкушая наш ужас. Конечно, мы понимали, о чем он. В конце нашей улицы был тупик: несколько деревянных ступеней уводили на соседнюю, бегущую параллельно. А еще там стоял Дом. За ним был пустырь и парк с большой ивой, а больше ничего.

– Давным-давно там стоял другой дом, и в нем жил Мартин Сен-Жан.

Ухмылка Адама стала шире, и Холли шлепнула его по руке.

– Заткнись. Ты врешь.

– Нет.

Холли скрестила руки. Предполагалось, что это она – эксперт по призракам. Холли хмурилась, но было ясно: она заинтригована. Помолчав, она смягчилась:

– Ладно, продолжай.

Адам вздохнул и стал рассказывать дальше:

– Больше всего времени Кэндес проводила со своей няней, Эбби. Ее родители часто дрались, и на руках Кэндес порой появлялись синяки. Девочка ничего не рассказывала Эбби, но та знала, что это значит. Эбби и Кэндес старались держаться от дома подальше, а их любимым местом был парк на другой стороне улицы. Они устраивали пикники под ивой, и Эбби рассказывала истории.

Ему понадобилась пара секунд, чтобы забыть о вмешательстве Холли, но теперь он вновь поймал ритм. По правде говоря, так истории рассказывала она, а Адам, казалось, изучил ее приемы. Краешком глаза я заметил движение. Джен был напуган и изо всех сил старался не ерзать. Я увел его с парковки и после ночного кошмара был уверен, что ему не захочется в клуб, однако он полез за мной через изгородь. Я тотчас решил вернуться, но ворчливый голос на задворках сознания спросил: стоит ли портить лето и бросать друзей потому, что он слишком труслив и уперт, чтобы остаться дома?

Джен встретился со мной взглядом и отвернулся, вслушиваясь в историю Адама.

– Во время одного из их пикников Эбби открыла Кэндес тайну. Под ивой было особое место, где, если как следует прищуриться, казалось, что за ветвями идет снег, даже в середине лета.

Кэндес спросила, как такое может быть, а Эбби ответила, что не скажет. Волшебство исчезает, получив объяснение. Вместо этого она велела Кэндес зажмуриться, пока ее ресницы и ветви ивы не станут одним узором. Все сделалось зыбким и блестящим, Эбби сняла туфельку и отшвырнула ее. Они видели, как она летела сквозь ветви, но не слышали, как упала. Они обошли иву, но туфельки не нашли.

Когда Кэндес спросила, где она теперь, Эбби ответила: среди зимы.

Той ночью Кэндес исчезла.

– Это не история о привидениях, – раздражение звенело в голосе Холли.

На этот раз ей ответил Люк:

– Заткнись. Он еще не закончил.

Холли открыла рот, но Люк и я смерили ее взглядами, и она промолчала.

– А теперь часть с призраком, – заметил Адам и посмотрел на Холли в поисках одобрения. Она ничего не сказала, и он продолжил:

– Через пару лет после ее исчезновения Дом на краю улицы купила другая семья. К тому времени все забыли о Кэндес, и даже Эбби переехала. У новых владельцев не было детей, но люди порой видели девочку в окне наверху, а под дубом во дворе Дома однажды нашли целую кучу рисунков – детских, нарисованных яркими карандашами.

Их были сотни. На каждом – схематичные фигурки: мама, папа и маленькая девочка. У родителей всегда были красные улыбки, но лицо девочки оставалось пустым – ни глаз, ни рта. Еще были картинки с деревом, выглядевшим так, словно нарисовано поверх чего-то другого, и домом с закрашенными окнами.

Никто не мог понять, откуда взялись те рисунки. Считалось, что это чья-то шутка, пока люди не заметили кое-что странное. На каждой картинке была черная фигура: иногда маленькая и едва заметная, иногда огромная – во весь лист, словно прежде ее там не было, а теперь она прыгнула на бумагу. Высокий худой человек – такой худой, будто не ел целую вечность. У него не было глаз и носа, но всегда был распахнутый, полный острых зубов рот.

Адам откинулся назад. Пытался казаться довольным, но искоса посматривал на Холли.

– Там был Голодный Человек? – спросила Хизер. – На рисунках?

– Ага, – кивнул Адам.

– Откуда ты знаешь, что это правда? – спросила Холли.

– Откуда мы знаем, что твои истории – правда? – парировал Люк.

Начался вялый спор. Я не стал ввязываться и посмотрел на Джена. Чувствовал себя виноватым за то, что отвернулся от него, притворившись, что не вижу, как он расстроен.

Я затаил дыхание. По щекам брата текли слезы, его плечи дрожали. Я поднял сумку, которую он снял, и полез за ингалятором, но Джен покачал головой.

– Пойдем домой, – прошептал я.

Люк и Холли все еще ссорились. Джен вцепился мне в руку так, что хрустнули кости, но я не отшатнулся. Не отпускал, пока мы лезли сквозь изгородь и шли домой.

Джен простил меня. Когда я спросил о том вечере, он ответил, что совсем не обиделся, но больше говорить об этом не хотел. Чтобы с ним помириться, я всю неделю держался подальше от «Призрачной Охоты!» и дома Люка и Адама. На время все пришло в норму, Джена больше не мучили кошмары. Я снова начал играть, но уже втайне. Если Джен знал об этом, то ничего не сказал.

Через три недели после того, как Адам рассказал историю Кэндес Уоррен, мы с Дженом качались на качелях в парке за школой. У меня только закончилась баскетбольная тренировка. Мы ждали, когда приедут родители, чтобы на выходные отвезти нас к бабушке с дедом.

– Покачай меня! – попросил Джен.

Я вытянул ноги, чтобы остановиться.

– Думаешь, я смогу закрутить тебя солнышком? – спросил я, отталкивая его качели.

– Нет! – заверещал Джен, и я принялся раскачивать. Он брыкался и смеялся – мы часто так играли. Я старался изо всех сил.

– Выше!

Я толкнул его снова. Когда качели вернулись, телефон брата зажужжал. Это был сигнал автообнаружения – звук «Призрачной Охоты!» Джен вскрикнул и спрыгнул с качелей. Когда он упал на землю, их цепи звякнули.

– Эй! Ты в порядке? – Я поймал качели прежде, чем они ударили его.

Телефон брата валялся неподалеку. Зеленые линии бежали по экрану. Я замер. В динамике выл ветер и слышался лязг цепей.

Джен хныкал. Я посмотрел на его руки. Ни царапины. Стряхнул грязь с его ладоней.

– Все хорошо.

Звук в динамике изменился. Цепи зазвенели сильней, заглушая жуткие хрипы – чье-то сдавленное, прерывистое дыхание.

Я потянулся к телефону. Джен вскрикнул:

– Нет!

Испугавшись, я отдернул руку. Вытащил свой мобильник. Джен мотал головой.

Не глядя на него, я открыл «Призрачную Охоту!» и осмотрел парк. На пустых качелях в дальнем конце площадки сидела девочка. Она держалась за цепи, ее губы шевелились, а дыхание клубилось в воздухе, несмотря на летний день.

Джен глянул через плечо, оставив телефон там, где он упал. Отполз назад, едва не сбив меня с ног.

– Джен!

Я потянулся к нему, и он бросился прочь. Схватив его мобильник, я побежал следом. Из-за угла показалась машина родителей. Если они увидят, что он убегает, у меня будут неприятности. На краю парка Джен остановился, и я догнал его. Он тяжело дышал – от бега, не из-за приступа.

– Что случилось? – Я коснулся его плеча. Брат стряхнул мою руку, забираясь в машину.

Он обхватил себя руками, по коже бежали мурашки. Я протянул ему телефон, и Джен не глядя сунул его в сумку.

– Все в порядке? – Мама оглядела нас в зеркале заднего вида.

Лицо Джена было бледным с пятнами лихорадочного румянца. Он прикусил губу. Я пожал плечами. Мама посмотрела на нас с сомнением, но все же отъехала от обочины.

Той ночью я долго лежал без сна, наблюдая за странными тенями, скользившими по потолку гостевой спальни. Совершенно не помнил, как заснул, но проснулся оттого, что Джен глядел на меня через край двухъярусной кровати. Мне всегда приходилось спать наверху, потому что брат боялся упасть.

– Что такое? – Я сел.

Джен не ответил. Я подвинулся, и он забрался ко мне. Ночник у двери мерцал синим, оранжевый свет фонарей струился в окно. Джен плакал. Он сунул мне телефон – чехол казался влажным, словно брат держал его потными руками. Альбом «Призрачной Охоты!» был открыт.

Мне понадобилась секунда, чтобы узнать девочку из парка. В телефоне Джена качели, на которых она сидела, висели на одной цепи и были пусты. Другая цепь, оборванная, обвилась вокруг ее горла. Девочка болталась на перекладине – голые ноги не касались земли.

– Она не может дышать. – Джен коснулся шеи.

Я уронил телефон, затем снова его поднял, вдавив кнопку, чтобы закрыть приложение. Этого было мало. Я выключил телефон и сунул его под подушку. Прижал к себе Джена. Его била дрожь. Я вспомнил вой ледяного ветра, лязг цепей и чьи-то предсмертные хрипы.

– Мы должны отправиться в Дом в конце улицы и устроить там охоту на призраков, – сказала Холли.

Джен подтянул колени к груди. После того, что он показал мне в доме бабушки, я был уверен, брат останется дома, когда сказал, что иду в клуб. Не знаю, почему я так думал и зачем продолжал играть в «Призрачную Охоту!», пообещав ему, что мы это прекратим.

По правде говоря, я почти не играл с того дня, когда поймал первого призрака на парковке, но друзья и не думали останавливаться, а мне не хотелось быть первым. Думаю, Адам давно бросил бы, если бы не Холли. Хизер тоже. Но ее сестра ни за что не отказалась бы от игры.

Не знаю, в чем было дело – в упрямстве Джена или в том, что он хотел странным образом пристыдить меня, напоминая о нарушенном обещании. Конечно, если бы Джен по-настоящему испугался, мы тотчас бросили бы. До этого момента он решил не останавливаться. Не важно, насколько плохо ему было, наше странное противостояние продолжалось. Всякий раз, отказываясь закрыть приложение и заняться чем-то еще, я злился на себя и – естественно – на Джена. Почему я не могу играть в «Призрачную Охоту!»? Почему он ведет себя как ребенок? Не глядя на фотографии в его альбоме, не слыша тех звуков, я забывал, насколько они ужасны. Мог убедить себя, что это просто игра.

– Пойдем этой ночью, – сказал Адам.

– Мама с папой ни за что нас не отпустят, – проговорила Хизер, опустив глаза, но Холли обернулась и смерила ее взглядом.

– Мы им не скажем.

– Я знаю, как это сделать, – сказал Джен.

Наш клуб совсем маленький, но его было едва слышно. Я уставился на него, но он даже не взглянул на меня, обратившись к Холли и Адаму.

– У всех домов одна система безопасности. Если запустить цикл технического обслуживания, мы выберемся наружу, и родители ничего не узнают. Я гуглил, как это сделать.

Я тоже вспомнил о системе безопасности, но не задумывался, как Джен. Сколько времени брат разрабатывал этот план? Наконец он встретился со мной взглядом. Игра теней сделала его глаза темными, как у призраков в альбоме: на меня смотрел незнакомец.

Возможно, Джен казался уязвимым из-за астмы, а может, из-за кошмаров. Возможно, страх привлекает призраков. Жена Мартина Сен-Жана боялась. И Дженни Холбрук. И Кэндес Уоррен.

А что, если ее родители однажды не ограничились синяками? Что, если родители Дженни дали ей снотворное, потому что устали от ее истерик и хотели, чтобы она заткнулась? Может, это причина, по которой мы рассказываем истории о призраках?

Что, если нам нужно оправдание?

Или Дью-ле-Саво действительно проклят. Может, что-то плохое случилось здесь давным-давно и до сих пор тянется, как страшный сон, и ничего нельзя изменить. Эта мысль по-своему утешает.

В каждом городе есть своя версия истории о Голодном Человеке, Ведьме Белл Хука, Плачущей Женщине и Кап-Кап-Кап. Призраки всегда знали, как плясать на людских языках, заставляя говорить о себе снова и снова. Задолго до смартфонов, крипипасты и Нормального Паранормального у них были детские стишки, ладушки и истории у костра.

Призраки были всегда.

А если бы их не было, дети бы все равно пропадали.

Я не виноват. Я просто хотел, чтобы Джен вышел из игры. Он был внимательнее меня – больной, маленький и напуганный.

Вот причина, по которой мы хотим верить в призраков. Они нужны нам.

Люк, Адам, Холли, Хизер, Джен и я встретились в центре улицы и пошли к тупику. На вершине лестницы мы повернули направо. Тени плясали в листве деревьев. Телефон Хизер зажужжал, она вздрогнула, но остановилась и сделала фото. Я не смотрел на экран. Не хотел видеть. Холли прошептала что-то на ухо сестре и ткнула ее локтем.

Мы двинулись дальше и остановились перед лужайкой Дома в конце улицы. Лучи фонарей рвали в клочья тьму на соседнем пустыре. Я представил, что там прячется, выжидая, Голодный Человек.

Дом выглядел абсолютно нормальным, даже ночью. Двухэтажный, светло-желтый, как холодное масло, оконные и дверные рамы выкрашены белым. В центре двора яма – оттуда выкорчевали старый дуб. Самым неприятным было то, что дом казался пустым – мертвой оболочкой, полной печали, которая появляется в давно забытых местах.

– Ну? – Холли подтолкнула Адама локтем. – Веди нас.

Адам не шевелился. Я различал силуэт ивы в парке через дорогу, ее ветви качались, хотя ветра не было. Сквозь листву струился свет, яростное мерцание, которое вскоре исчезло.

– Пойдем, Джен. – Я схватил брата за рукав.

Джен взглянул на меня, но не двинулся с места. Он был здесь по моей вине и хотел, чтобы я это знал. Мне хотелось уронить брата на землю, как сделала мама, когда у него был ночной кошмар. Хотелось, чтобы он разбил мне нос. Это было бы легче, чем признать, что я ошибался, легче, чем просить прощения. Джен повернулся на каблуках, метнулся мимо Адама и Холли и побежал прямо к двери Дома.

Она оказалась открыта, хотя и не должна была. Я не помню, оглянулся ли он, прежде чем ступить на порог, призывая следовать за собой, давая последний шанс сдержать слово.

Оттуда, где я стоял, казалось, что он растворился во тьме. Секунду назад был там и вдруг исчез. Грудь сдавило, сердце ударило в ребра. Я ненавидел Джена за все, что он натворил, и за все, на что не решился. Я любил его и взлетел по ступенькам. Вцепился в косяк.

Из дома повеяло влажным спертым воздухом. Я наклонился вперед – ноги словно приросли к крыльцу.

Слева уходила вверх лестница, справа исчезал во тьме коридор. За открытыми дверьми лежали пустые комнаты. Голые стены, и ни следа брата.

Наверное, я позвал его по имени – мне ответило эхо. Я заметил, как что-то мелькнуло на лестнице – бледное личико над перилами наверху, но это был не Джен.

Я перепрыгивал через две ступеньки, дыша, как брат во время приступа. Бежал через комнаты, вздымая пыль. Мои ноги заплетались, и, наконец, стало казаться, что меня окружает целая туча призраков. Я искал, прошел больше комнат, чем вмещал дом, но Джена нигде не было.

Наконец я достал телефон. Вслепую открыл «Призрачную Охоту!» Ничего. Только зеленые линии бежали по экрану с мягким шелестом – так снег стучит в окна, запечатывая дом, как гробницу.

Я звал Джена снова и снова, но мне никто не ответил. В конце концов я съежился на вершине лестницы. Обнял колени руками, подтянул их к груди и сидел, задыхаясь.

Перед тем, как мы уехали из Дью-ле-Саво, перед тем, как мои родители развелись, случилось еще кое-что. Как-то дождливым днем я пролез в дыру в изгороди и постучал в дверь клуба. Дождь промочил мне футболку и волосы. Я слышал шелест и тихие голоса, а затем Люк открыл дверь. Казалось, они не в своей тарелке, словно только что говорили обо мне. Я их не винил.

Люк вернулся на место, и я присел рядом. Холли с виноватым выражением лица отложила телефон. Я решил, что они сравнивали призраков, будто ничего не случилось.

Все молчали. Они не хотели, чтобы я приходил. Все было бы гораздо проще, исчезни я вместе с Дженом. Я это понимал и, честно говоря, не знал, зачем явился. Возможно, это было лучше, чем слушать, как кричат друг на друга родители, или пялиться в стены до рези в глазах.

В странной тишине, когда каждый подыскивал слова, мой телефон зажужжал.

Я не открывал «Призрачную Охоту!» с тех пор, как исчез Джен, но звук узнал сразу – сработало автообнаружение. Было так тихо, что я слышал их дыхание. Холли нервно прошептала:

– Неужели не посмотришь?

Ее глаза блестели, но не от азарта. Казалось, она жалела о сказанном, но ничего не могла поделать.

Я поднял телефон. Зеленые волнистые линии бежали по экрану. Сперва мы услышали ветер и скрип старого дома. Затем – дыхание. Громче, чем наше, и с каждой секундой все более жуткое. Кто-то задыхался, кому-то не хватало воздуха. Я подумал о Джене, царапающем горло. Хотел вытащить из сумки ингалятор, которого больше не было. Прежде, чем я швырнул телефон в стену, прежде, чем он разбился, прежде, чем в глазах потемнело от слез и я начал задыхаться, вторя ужасным звукам из динамика, кое-что случилось. Раздался голос.

Еле слышный шепот, но я узнал бы его где угодно: Джен произнес мое имя.


A.C. Wise, “The Stories We Tell About Ghosts”, 2017 ©

Перевод Катарины Воронцовой